Я представлял. Я отлично себе это представлял. Религиозные культы и фанатики никуда не делись даже после того, как люди вышли в космос, и окончательно утвердили, что нет никаких богов, нет рая и нет ада. В религиозном смысле, конечно. Фанатиков это не остановило, они просто расширили границы своей веры, перенеся загробные миры сначала на отдалённые окраины космоса, а когда открыли спейс-технологию — естественно, в сам спейс. Что было достаточно забавно, потому что до сих пор не было толком определено, действительно ли корабли спейсят через какое-то параллельное измерение, или остаются в нашем, просто переходя в другую форму существования?

— Даже целый культ образовался вокруг этой теории, — продолжала Кори. — Братство потерянных, слыхал?

— Да кто ж не слыхал, — усмехнулся я.

Это и правда был достаточно известный культ, который ещё во времена моей боевой славы периодически светился то тут, то там. Что интересно — ребята в жёлтых накидках, обритые налысо, кроме своего фанатизма, отличались ещё и высоким уровнем инженерной подготовки, поэтому периодически их нанимали для каких-то непростых работ, требующих определённого мастерства.

Очередной кусочек паззла встал на место, завершая в голове очередную картину — «потерянные братцы» именно потому и были такими хорошими инженерами (или держали таковых в своих рядах), что пытались тоже попасть в хардспейс ещё до того, как это стало мейнстримом. А год назад, когда в сеть утекла информация о пропавших кораблях, они, наверное, вообще с цепи сорвались. Шутка ли — их религиозные теории почти что получили подтверждение! Почти что официальное!

— Ну так и? — поторопил я Кори, возвращая её обратно к теме разговора. — Нашлось что-то, нет?

— Нашлось.

— И что нашлось?

— Всё нашлось, — Кори кисло пожала плечами. — Я же уже сказала — теорий сотни, и все друг другу противоречат. Кто-то говорит, что из хардспейса выйти так же просто, как из гальюна, кто-то, наоборот, твердит, что это билет в один конец и способа выйти из пузыря хардспейса не существует. А кто-то до сих пор гнёт свою линию и твердит, что нет никакого хардспейса, и корабли из списка просто были распылены на атомы, которые равномерно растёрло по всей длине прыжка.

— С какой радости? — улыбнулся я.

— Да кто ж знает? — Кори развела руками. — Сколько исследователей, столько и мнений. Кто-то говорит о нарушении целостности обшивки, кто-то о сбое в системе навигации, кто-то…

— Ладно, я понял, — поспешил я её прервать. — Короче, что мы имеем в итоге? Хардспейс не то чтобы точно существует, но вероятность этого год назад резко повысилась. Тем не менее, никакой информации ни о том, как в него попасть, ни тем более как из него выбраться, в случае удачного попадания — нет. Не было раньше, и нет сейчас. Я всё правильно понимаю?

— Ну, в общем-то… да, — Кори грустно пожала плечами и снова опустила голову.

Да уж, за этот недолгий разговор она несколько раз успела перейти из агрессивного настроения в подавленно-грустное, и обратно. Это не удивительно, конечно, если принимать в расчёт её историю — раннюю потерю мамы, взросление в железном гробу, несущемся сквозь пустоту космоса, плазменный меч и силовой щит вместо нормальных игрушек, что положены девочкам. Да если бы она при таких условиях выросла какой-то другой Кори, это было бы намного страннее, чем то, что есть сейчас.

Что на самом деле странно — так это то, что до этого момента я вообще ни разу не видел её такой подавленной. Даже когда она рассказывала про смерть матери, в её голосе слышалась горечь, а в глазах проглядывалась печать. Но не подавленность, нет. За маму она была готова биться, мстить, если придётся. А вот хардспейс…

Она и сама понимала, что даже если он и существует, то вероятность того, что она его хотя бы увидит, стремится к нулю, превышая в этом стремлении скорость света в вакууме. Понимала — и всё равно не могла отпустить своё иррациональное желание, потому что это означало бы отпустить память о матери.

— Что ты хочешь от меня услышать? — тихо произнесла Кори. — Признание в том, что я дура, которая ищет то, чего нет? Что я гонюсь за мечтой, которой невозможно достичь? Да, дура, да, гонюсь! И что, это плохо? Я не знаю, в курсе ты или нет, но до того момента, пока мы не затёрли регистрационные знаки, этот корабль так и назывался — «Мечта», и назвала его так я! Потому что я верила, что именно благодаря ему я смогу исполнить эту самую мечту! Верила с самого детства, и никогда верить не переставала, хоть и не готова была в этом себе признаться! А теперь… Теперь нет ни регистрационных знаков… Ни названия… Ни даже мечты…

— Ошибаешься, — я покачал головой. — Мечта никуда не делась. Можно было сказать, что исчезла возможность её достичь… Но ведь и это ещё не доказано! Ты же сама говоришь — теорий сотни, и часть из них вполне себе играет на тебя! Так что хоронить твою мечту точно не следует. А вот что следует — так это решить для себя, собираешься ли ты искать способы её достичь, и, возможно, узнать, что их не существует… Или предпочтёшь жить этой мечтой, боясь разрушить идеальный мир, который построила у себя в голове. Готова ли ты рискнуть, или будешь и дальше прятать свою мечту за более важными сиюминутными делами, и так и не найдёшь в себе силы узнать правду.

Я говорил всё это Кори, но понимал, что говорю не для неё. Не только для неё. Но и для себя тоже.

— Наверное, ты прав… Мечты, они же… Не всегда исполняются, — с трудом повторила Кори, глядя куда-то вниз. — Они могут вообще никогда не исполниться. Но всё равно же важно, чтобы они были! Важно же, Кар⁈

Она подняла голову и посмотрела мне в глаза с такой яростной надеждой, что я просто не мог ответить никак иначе.

Да и не хотел. Ведь она была права.

— Важно! Очень важно! — кивнул я, и успокаивающе положил руки ей на плечи. — Так что вытирай слезы и поднимай свою стройную задницу из кресла.

— Зачем? — удивилась Кори.

— Будем искать хардспейс! Вместе!

Глава 7

Кори посмотрела на меня так недоверчиво, словно я ей только что заявил, что на самом деле я не просто верю в существование хардспейса, но даже и знаю, как туда попасть, и главное — как выбраться.

— Ты серьёзно? — настала её очередь задавать этот глупый вопрос с очевидным ответом.

— Абсолютно! — заверил я девушку.

— Но ты же только что говорил, что хардспейса нет и искать его нет смысла! — Кори всплеснула руками.

— А вот и нет! — я поднял палец. — Я говорил это лишь до того, как появились новые вводные данные — про список пропавших кораблей. После этого всё, что я делал — это, можно сказать, рассуждал вслух о возможности повторить их судьбу, и не более.

— Да нет же! — вспыхнула Кори.

— Да да же! Жи! — я повернулся к роботу, который за всё это время не проронил ни слова и даже не двинулся, словно его совсем не интересовало происходящее на мостике.

Да оно и не интересовало, собственно. У роботов вообще нет такого понятия как «интерес».

— Подтверди мои слова!

— Подтверждаю, — безэмоционально отозвался Жи. — Человек, назвавшийся Каром, отрицал наличие хардспейса лишь пока речь не зашла о списке Администрации с указанием пропавших кораблей. После этого отрицаний существования хардспейса от него не поступало.

— Предатель… — пробубнила Кори, искоса глядя на Жи, но по её улыбке, которую она пыталась спрятать, было видно: она рада тому, что ошиблась.

— Отрицательно! — тут же возразил Жи, который, конечно же, услышал бы её, даже если бы она говорила шёпотом. — Понятие предательства подразумевает, что изначально предатель принёс клятву верности.

— Да я пошутила, ну! — Кори махнула рукой. — С тобой иногда совершенно невозможно!

— Невозможно что? — уточнил робот.

— Невозможно всё! — Кори закатила глаза. — Ладно, всё, закрыли тему! Кар, поясни, что ты хотел сказать?

— Да всё просто, — я пожал плечами. — Давай всё-таки попробуем найти какую-то закономерность в том списке. Что-то общее, что объединяло все корабли, которые в него попали. Тоннаж? Материал обшивки? Назначение? Какая-то система должна же быть.